Психология и психотерапия
Тема доклада – понимание и интерпретации схем знания в содержательно-генетическойэпистемологии и содержательно-генетической теории мышления. Оказалось,что без обсуждения этой дполнительной и побочной темы обсуждатьсхему мыследеятельности (МД) и работу с ней просто невозможно. Начнус анализа процессов понимания и интерпретации схем в традиционноммышлении, под которым я имею в виду как обыденное, так и научноемышление. Способы работы со схемами в традиционном мышлении принципиальноотличаются от способов работы со схемами знания в содержательно-генетическойтеории мышления. Схемы в традиционном мышлении как правило изображаютобъект действий и/или мышления, и в них никогда не входят сами процессыпонимания и интерпретации этих схем. Иначе говоря, эти процессыпонимания и интерпретации несет сам размышляющий и действующий человек.Все связи и отношения, создаваемые процессами понимания и интерпретации,существуют вне знаковой формы схемы, а следовательно, привносятсяпонимающим, мыслящим и мыследействующим. Поэтому их, как правило,относили к человеческой интуиции и говорили, что это не формализуемо.Они могут описываться в технике, но эта техника понимания и интерпретациивсегда должна даваться в рассказе и в показе отдельно от самих знаковыхсхем, изображающих объекты мысли и входящих в теоретический контекст.И уж во всяком случае эти процессы никак не нормируются в самойсхеме. Выражение "не нормируются в самой схеме" требуетпояснения. Каждая схема сигнализирует, намекает на способы ее употребления,во всяком случае для человека, который проходил соответствующуюсистему обучения. Но сигнал или намек, которые содержатся в знаковойформе схемы, – это отнюдь не нормировка. Но схемой, конечно же,называется знаковая форма вместе с употреблениями и вне употреблений– понимающих, интерпретирующих– это не схема. Получается внутреннеепротиворечие, которое обыденное мышление не замечает. Точно также, когда мы о чем-то говорим как о знаке, то имеем в виду материалзнаковой формы плюс обязательно определенные функции этого материала.Но в изображении они не фиксируются! И из-за этого традиционнаясемиотика, теория знания, герменевтика не могут двигаться вперед,поскольку их изображения объекта дефициентны тому, с чем они реальноимеют дело. Мой тезис нельзя понимать так, что в традиционном мышлениивообще не было никаких форм или конкретных схем, которые изображалибы процессы и процедуры. Были. И странное дело: к ним мой тезисотносится в полной мере. Итак, мысль моя в том, что схемы, относимыек объектам, имели употребление, которое люди несли в других частяхсвоего сознания. И организация этого употребления не включаласьв сами эти схемы, и в их знаковые формы. Второй тезис. Схемы знанийсодержательно-генетической логики и теории мышления построены принципиальноиным образом. И с точки зрения традиционных схем и способов их употребления– несуразны. Эта несуразность была предметом постоянных дискуссийпоследние 34 года. Но за эти 34 года я впервые дошел до такого ясногопонимания, в чем тут дело. А именно: схемы знаний содержательно-генетическойлогики и теории мышления вставляют процесс понимания и интерпретациивнутрь самой схемы, кардинальным образом меняя способы работы сосхемами. И это обстоятельство ускользало все эти 34 года от нашегорефлексивного внимания, хотя в этом состояла суть этих схем. И моямысль в том, что, схемы знаний содержательно-генетической логикии теории мышления предполагают совершенно другую организацию процессовпонимания и интерпретации. Я напоминаю вам первую форму этой схемы,где "знаковая форма" располагается в верхней части схемызнания, а "объективное содержание" – в нижней части схемыи есть два значка полустрелок или связей, которые образуют циклили двустороннюю операцию. И уже в этой простейшей форме начинаетсявся "свистопляска" с процессами понимания и интерпретации,которая, как мне кажется, до сих пор мешала понять реальный смыслэтой схемы, а мы не могли при этом ничего разъяснить, посколькутоже не понимали, что происходит. Я хочу обратить ваше вниманиена то, что схема знания представляет собой неоднородное – гетерогенное,гетерохронное,гетерархированное – образование. И в связи с этим понимание и интерпретацияэтой схемы невероятно усложнены по сравнению с традиционными формамиинтерпретации и понимания знаковых форм. Это не значит, что этазнаковая форма знаний не может пониматься традиционно. Но она крометого предполагает массу других, как бы вторичных, способов пониманияи интерпретации. Итак, я могу употреблять эту знаковую форму иначе,чем написано в самой схеме- при таких употреблениях я саму эту формубуду заключать в квадратные скобки. Каковы же традиционные формыпонимания и интерпретации знаковых форм? Этот вопрос я детальнообсуждал в серии статей об атрибутивных знаниях – 1958-1960 годы,но они все не схватывают главного – того, что я хочу рассказатьсегодня. Я буду работать в одном простейшем частном случае, которыймы называем "формальной онтологизацией", знаковая форма"знаний" как целое может относиться к чему-то, что находитсяза плоскостью доски и что составляет реальный или идеальный объектэтой схемы. (Само это различение идеальной или реальной интерпретацииочень интересно. Мы уже сталкивались с проблемой идеального объектаи его существования- особенно много этим занимался В.Я.Дубровский,но решения и он не нашел. Сейчас я понимаю, почему: знания бралисьвне контекста мыследеятельности). Итак, эта знаковая форма, изображающаязнания, может употребляться как и все другие схемы обыденного илинаучного мышления, а именно: мы осуществляем формальную онтологизациюи предполагаем, что за этой знаковой формой стоит соответствующийидеальный или реальный объект: идеальное знание или идеальное представлениео знании. При этом мы можем работать как в рамках принципа параллелизма,так и в рамках отрицания принципа параллелизма (это обсуждалосьв сообщениях 1960-61 годов в "Докладах АПН СССР"). Еслиработать в рамках принципа параллелизма и формальной онтологизации,то мы должны сказать, что реальные знания (и тем более знания какидеальный объект) имеют точно такую же структуру, которую мы зафиксировалив знаковой форме знаний. Здесь выполняется принцип логики Витгенштейна:реальный мир имеет устройство нашего языка. Если мы отказываемсяот принципа параллелизма, то мы можем полагать, что за этой схемойстоит некий объект ("знание") – идеальный или реальный– который отличается от того, что у нас представлено в знаковойформе- наша знаковая форма есть упрощение того, что есть в реальности.Тогда мы можем рисовать место этого объекта за знаковой формой вцелом. (Таким образом мы будем реализовать исходный методологическийпринцип не вульгарного, а диалектического материализма). Здесь намочень нужна "идеальность", поскольку она есть не что иное,как "материя" иного рода – знакового. Она нужна для того,чтобы я смог уйти от психологизма. Если я начинаю работать в феноменологическойили психологистической традиции, то я могу сказать: у нас есть некоеинтенциональное отношение или интенция к объекту. Я имею к чему-тосвое интенциональное отношение, и я имею знаковую форму. И тогдарисовать место для реального или идеального объекта не нужно, посколькуне в знаковой форме есть такой второй элемент, который с ней связан,а это в нашем сознании существует нечто, что мы называем интендированиемили реализацией интенционального отношения. И поэтому я делаю вообщенезаконный ход. Но мне его важно сделать, поскольку как раз на немстроится содержательно– генетическая логика как логика особого типа.Если вы не будете рисовать здесь какое-то место и его материализоватьв изображении (а, следовательно, и придавать ему тот или иной типсуществования), то вы не сможете строить содержательно-генетическуюлогику и теорию мышления. Будет существовать постоянный разрыв междутем, что рассматривается как объект, и тем, что изображается. Повторюмысль еще раз: идеальность есть не что иное, как особый вид материала,которым вы заполняете соответствующее функциональное место. Я, кстати,предпочитаюназывать это не "материей", а "материалом"– вы уже заметили это. Соответственно, это входит в схемы системногоанализа, как мы их понимаем. И значит, мое выражение "методологическийпринцип материализма" относится не к "материи", ак тому, что фиксируется словом "материал". Итак, я возвращаюськ своему тезису. Схемы содержательно-генетической логики дают намвозможность изображать делаемое. Мы впервые начали изображать то,что мы делаем в мышлении. Работа со знаковой формой стала включатьсяв саму знаковую форму. И первый тезис состоял в том, что в традиционноммышлении, как обыденном, так и научном, работа со знаковыми формамизнаний никогда не включается в саму знаковую форму. А в содержательно-генетическойэпистемологии и теории мышления – включается. И это порождает массуудивительных и странных вещей: в частности – некоторые новые возможности.(Я бы даже сказал – возможности для саморазвития мышления). К схемеМД это относится в полной мере. Поэтому все то, что я сейчас анализирую,я потом отнесу к схеме МД, хотя и с определенными отличиями.
В схему знания были включены и в ней обозначены отдельно:
знаковые формы знания, которые до этого обычно рисовали только внауке или держали интенционально в обыденном мышлении-
процессы употребления знаковой формы, в частности – отнесение еек объективному содержанию.
Это маленькое, на первый взгляд, изменение кардинально меняет всепланы понимания и интерпретации этой схемы и порождает массу парадоксов,а при правильной работе дают нам возможность строить новую научнуюэпистемологию и научную теорию мышления. Дело в том, что схема знания– принципиально неоднородная схема. Но такие схемы вообще-то запрещеныв науке. Логицизм и формализм проделывали гигантскую работу, чтобыв основаниях,например, математики такого никогда не встречалось.Поскольку только это обеспечивает непарадоксальное развитие математики.А здесь? Я рисую знаковую форму (которая вроде бы изображает объекты– так утверждается во всех философских и логических системах, построенныхна принципе отражения). На этом же листочке бумаги, на этой же схемея рисую объективное содержание, которое имеет принципиально другоесуществование. И я рисую процессы или связи, которые создаются вмыслительной работе и существуют в ней – скажем, в понимании, интерпретациии т.д. И все это я рисую вместе и беру все как одно целое, хотяразные части этой схемы (а здесь три разных смыслонесущих части),имеют разное существование и разные логики. И вот в этом заключеновсе дело. А все остальное – лишь следствия. И именно за счет такойпрорисовки я могу формализовать свою работу, свое мышление, своюмыследеятельность, сделать ее объектом и применять к ней следующуюмыследеятельность. Т.е. я фиксирую в ней не только объект, но исвою собственную работу и превращаю ее в объект своей мысли и мыследействования.За счет этих явно недопустимых вещей, заложенных в схеме знаниясодержательно-генетической эпистемологии, я теперь получаю возможностьстроить теорию мышления. Впервые получаю возможность. И теперь ядолжен сказать, что следовательно, эта схема имеет рефлексивныйхарактер, т.е. свертывает в себе рефлексию. Причем,она рефлексиюпомещает в объект дальнейшей мысли. А дальше эта схема начинаетвыступать в двух функциях:объектно-онтологической и оргдеятельностной.И она впервые дает основания для развития методологического мышления,методологической работы за счет самого этого трюка, осуществляемогопри изображении. И здесь дело не в неоднородности объектов. Всеобъекты по сути дела неоднородны и неоднородно зарисовываются. Делоздесь в том, что эта неоднородность порождена тем, что к сущемувне нас прицепляются наши действия, наши интенциональные отношенияи изображаются как внешне данное. Я со своим сознанием проделываюстранную работу: я его выворачиваю наизнанку и выношу свое сознаниекак нечто вне меня положенное. И это – обратите внимание – ошибка.Здесь должна быть допущена ошибка. И я могу проводить параллели,скажем, между этим и возникновением дифференциально-интегральногоисчисления, которое тоже стало возможным только за счет ошибки –с точки зрения старых форм. Если бы не было сделано этой ошибкии Карно не обосновал бы эту ошибку в своей метафизике исчислениябесконечно-малых, то не было бы дифференциально-интегрального исчисления.В этой ошибке заложена возможность содержательно-генетического исследования.И тогда этот ошибочный ход должен быть нормирован как не толькозаконный, но и необходимый для проникновения в сущность мышления,знаний и т.д. А теперь начинаются очень тонкие вещи. Хотя и не такиестранные как первые и не такие значимые. Дело в том, что разныеэлементы этой схемы должны интерпретироваться по-разному. Преждевсего я хочу обратить внимание на двойную интерпретацию элемента"знаковая форма". Представьте себе, что здесь на схемедана знаковая форма идеального объекта (это один случай) или я вообщевсю эту схему знаний интерпретирую на более конкретном случае (альтернативныйслучай). Оказывается, что знаковая форма должна интерпретироватьсядважды и иметь две плоскости своего содержания. Один раз она обозначаетнекоторую знаковую форму, именно "обозначает"- а другойраз я скажу, что в верхней части схемы знаковая форма представленаавтонимно. В традиционно-логическом смысле это означает, что я могуздесь поставить знаковую форму некоего знания. Например, когда япишу какое-то физическое или математическое уравнение, то я говорю,что это и есть знаковая форма, но при этом эта знаковая форма автонимнозадает самое себя или иначе – обозначает самое себя, и это обозначениесвязано с наличным существованием, т.к. я не обозначал и не символизировал,а просто записал эту знаковую форму постольку, поскольку она, содной стороны, есть объект, а с другой – автонимно обозначает самоесебя. И это есть первое понимание и первая трактовка. Если я имеюдело с конкретными знаниями и толкую, понимаю их в духе содержательно-генетическойлогики, то я тогда задаю этой знаковой форме автонимное существование.Например, я пишу здесь формулу третьего закона Ньютона и говорю,что это есть знание. В каких случаях запись третьего закона можетинтерпретироваться нами как знание? Только если я скажу, что этоесть некоторая форма этого знания, которая автонимно представляетсамое себя. Если я имею запись закона, я могу сказать: есть записьи она выражает закон. Это обыденная трактовка. Для того, чтобы ямог теперь перейти к содержательно-генетической эпистемологии, ядолжен эту знаковую форму интерпретировать совершенно иначе, а именно:как элемент некоторого знания, а именно третьего закона Ньютона,где в этом знании эта самая знаковая форма автонимно представляетпрежде всего самое себя. Как родилось это понятие автонимности втрадиционной лингвистике и логике? Представьте себе, что работаетлингвист. Он пишет: "Слово "стул" – существительное".И говорит, что слово "стул" представлено здесь в автонимнойформе. Т.е. лингвист говорит "слово" и говорит, какоеслово. В этом тексте – "слово "стул" существительное"– слово "стул" обозначает самое себя. Вот это и есть автонимноеупотребление слова. Я несколько расширяю это понятие автонимности,которое сформулировалось на таких узких случаях, когда мы в текстемыслекоммуникации (обратите внимание на эти слова) вынуждены повторитьто, что у нас было в мыследействовании и там реально существовало.В тексте появляется совершенно другое существование. Когда я говорю:я сижу на стуле, это есть одна интерпретация. Это не значит, чтоя сижу на слове "стул". А когда я говорю: "слово"стул" – существительное", здесь слово "стул"употребляется не в смысле обозначения объекта, а в смысле обозначениясамого себя. Я говорю об автонимности для того, чтобы отличить этотслучай от так называемого удвоения сущности. Хотя я и здесь удваиваюсущность, но особым образом. Я говорю: "За этим значком стоятсовершенно разные сущности." Один раз может стоять объект.Другой раз – некоторая знаковая форма (или само слово),которая существуетв "потустороннем" для данного знания мире (потусторонностьв том, что она не интендируется). Но когда мы работаем со знаковойформой, мы так обычно не поступаем. Мы задаем автонимно эту знаковуюформу. Спрашивается: исчезнет ли в результате сама эта интенциональность?Я говорю: нет. Мы сохраняем эту двойственность формы и содержания,но за счет введения особого автонимного существования. Мы говорим:здесь слово "стул" есть знаковая форма, которая обозначаетнекоторую сущность, которая есть то же самое слово "стул".Таким образом мы уходим от напрашивающегося парадокса. Эта схемасо всем набором элементов должна пониматься и интерпретироватьсядважды: один раз в целом, другой раз – поэлементно. И при этом перваяи вторая интерпретации не должны противоречить друг другу. Знаковаяформа схемы знания есть знаковая форма и не что иное. Но при этомэто странная знаковая форма: в ней верхняя часть существует в автонимнойфункции, т.е. она есть знаковая форма, обозначающая самое себя.И здесь есть две сущности – знаковая форма и объективное содержание.Но объективное содержание есть сама же эта знаковая форма, понимаемаякак содержание. При этом не исчезает семантическая функция и семантическоеотношение, поскольку здесь дано это слово или знаковая форма, нооно само себя обозначает. И никуда убрать эту знаковую функцию выне можете. Она (эта знаковая форма) обозначает, несмотря ни на что,что она здесь задана как таковая.Так, в слове "стул" влингвистическом тексте мы имеем знаковую форму слова "стул".Но это совершенно разные вещи, когда я имею в виду вещь, на которойсижу, и когда я имею в виду слово как объект и как сущее. Во второмслучае имеется в виду класс слов как нечто идеальное. Знаковая формасохраняет функцию замещения и представления: если я говорю "стул",то это не есть слово "стул", это есть обозначение всехслов "стул", которые есть в мире, в словарях, в разныхтекстах и т.д.
Итак, "знаковая форма изображает и представляет" – естьпервая интерпретация. Что именно она изображает и представляет?"Самое себя" – это вторая интерпретация.
Теперь с объективным содержанием. Здесь начинаются самые сложности.Прежде всего я должен сказать, что объективное содержание существуетвне этой схемы знаний. Это значит, что оно существует совсем в другойсемантике и в других знаковых формах. Знаковая форма существуетв автонимной функции. А вот как существует объективное содержание?В автонимной функции оно существовать не может. Объективное содержаниесуществует объективно, в знании. Знание объективно состоит из знаковойформы и содержания. И значит, объективное существование есть результатобъективирующей интерпретации знаковых форм особого рода в особомсмысле. Это – очень важный принцип. Я напоминаю, что я все времяработаю на тезисе о том, что схемы знаний в содержательно-генетическойэпистемологии и теории мышления пристегивают к изображению процедурумы они говорят об объективном существовании. Как же они приходятк этому? Они имеют дело со значками или знаковыми формами, а всевремя говорят про объективное существование. В чем же оправданностьэтого хода? Аналитик или идеалист говорит очень твердо: не надоделать то, чего не надо делать. Все эти шаги материалиста (не важно,какого) или реалиста есть ошибки и заблуждения. Я говорю: нет. Еслиэто ошибка и заблуждение, то не в философии и не в критическом реализме,а ошибки науки – ошибки для философского традиционного мышления.Это наука построена на объективации знаковых форм, это есть ее проход.Наука существует за счет того, что она проделывает процедуру объективациизнаковых форм и выхода к объективному содержанию. К объективному,поскольку, обратите внимание, никого не интересует субъективное.Мы в жизни реально живем при стертости границ, мы верим в стародавниепредрассудки, в то, чему нас учили, и верим, что все это существуетобъективно. Философии предназначено исследовать возможности объективногосуществования чего бы то ни было. Но эти возможности лежат в природечеловеческого мышления, которое все время осуществляет объективацию.Это не значит, что оно помещает в объективность знаковые формы.Оно потому и называет их знаками, поскольку за ними стоит нечтодругое, и объективируется другое – понимаемое. Но понимаемое неесть объективно существующее. Понимаемое есть субъективно понимаемое.Каким же образом тому, что мы понимаем и творим за счет интерпретации,придается теперь объективное существование? Это есть результат определеннойобработки знаковых форм, результат реализации определенных интенциональных(или "выносящих вовне") отношений, но они выносят не то,что мы имеем в идеальных знаках, а нечто другое. Поэтому объективноесодержание всегда принципиально отличается от знаковой формы. Нокак отличить объективное содержание от вымысла, от призрака, отнеобъективного? Как оно вообще определяется? То есть – как происходитэта процедура объективации? Итак, нужно задать способ существованияэтого объективного содержания. И я делаю тот же ход, что и раньше:необходимо постулировать двойное существование объективного содержания(и добавить еще третье и много других). Оно существует: 1) в изображениизнаний – там фиксируется объективное содержание вообще- 2) в каждомзнании – там оно вносится соответствующими знаниями в объективныймир каждой науки вместе с привнесением всей действительности. (Издесь возникают большие проблемы с соотношением действительностии объективного содержания). Если верно то, что я сказал раньше,т.е. что работа со знаковой формой, записанной наверху, изображаетсяв этих полустрелках замещения – отнесения и в выходе на объективноесодержание через знаковую форму, то тогда получается, что схемазнания является принципиально другой схемой, нежели схемы наукии обыденного мышления, а именно: она выступает как схема, показывающаякак мы должны работать и в противоположность тому, что мы ранееутверждали – как чисто нормативная схема или оргдеятельностная.И только вторично и в каком-то смысле не совсем законно можно рассматриватьэту схему не как предписание к способу действия, а как предметнуюсхему. И я начинаю понимать всего Гегеля отсюда. И говорю, что хотяГегель не дошел до этих схем, но, вроде, он их предвидел. Посколькутогда у меня: 1)объектные схемы совпадают с логическими или оргдеятельностными-2) методология начинает склеиваться с логикой, т.е. предписаниек тому, как надо работать, совпадает с нормой работы, а и то и другоея могу теперь трактовать эпистемологически как знания. Мы выходимк необходимости пространства в мыследеятельностной организации,потому что эпистемологические схемы требуют различать плоскостьобъектов действия и плоскость норм действия в оргдеятельностныхсхемах. И тогда вывод: еще одна историческая ошибка – что в содержательно-генетическойэпистемологии эти схемы были положены как объектно-предметные схемы,что вообще-то по идее они должны были появляться из рефлексии собственногомышления и отражать организационные схемы: оргмыслительные, оргдеятельностныеи т.д. Это – схемы организации собственного мышления. А то обстоятельство,что эти функции (оргдеятельностная и онтологическая) в содержательно-генетическойэпистемологии и теории мышления были склеены, породило ошибку. Новсе тезисы Гегеля о единстве логики, методологии, теории познаниявозникают из этой же ошибки! Если бы мы эту ошибку не делали и работалибы в пространственных схемах,то тогда было бы совершенно ясно, чтометодология не совпадает с логикой, эпистемологией, теорией мышления:они лежат в разных планах. Но материал самих этих схем – посколькумы можем оргдеятельностные схемы класть как объектно-онтологические– создает эту иллюзию. И только поэтому у нас может быть научнаяметодология, научная программа построения теории мышления и теориидеятельности, что мы совершаем переброс схем из оргдеятельностныхплоскостей в объектно-онтологические. Но при этом надо еще выяснить,как мы получаем эти схемы –за счет рефлексии деятельности мышленияили за счет исследования. Мы возвращаемся к вопросу об исследовании.Очень интересно посмотреть с этой точки зрения на математическийстиль работы, поскольку непонятно, что там делается: строятся оргдеятельностныесхемы на базе рефлексии или строятся объектно-онтологические схемына базе исследования? Возникает совершенно новый заход как в отношениисовременной машинной математики, так и в отношении классических,традиционных логик. У меня есть еще маленькое замечание по поводуважности принципа. Размышляя над всем этим, я вдруг понял смыслкнижки Леви "Ценность принципа". Леви – это один из последнихрадикально-левых, который продолжает традицию критики современногообщества. Осмысляя книгу, я понял, что принципы имеют самостоятельнуюценность как идеальные объекты. Т.е. жизнь отличается от натуральногосуществования природных тел тем, что она опирается на принципы,которые выдвигаются самими людьми и образуют краеугольный каменьжизни.
В схему знания были включены и в ней обозначены отдельно:
знаковые формы знания, которые до этого обычно рисовали только внауке или держали интенционально в обыденном мышлении-
процессы употребления знаковой формы, в частности – отнесение еек объективному содержанию.
Это маленькое, на первый взгляд, изменение кардинально меняет всепланы понимания и интерпретации этой схемы и порождает массу парадоксов,а при правильной работе дают нам возможность строить новую научнуюэпистемологию и научную теорию мышления. Дело в том, что схема знания– принципиально неоднородная схема. Но такие схемы вообще-то запрещеныв науке. Логицизм и формализм проделывали гигантскую работу, чтобыв основаниях,например, математики такого никогда не встречалось.Поскольку только это обеспечивает непарадоксальное развитие математики.А здесь? Я рисую знаковую форму (которая вроде бы изображает объекты– так утверждается во всех философских и логических системах, построенныхна принципе отражения). На этом же листочке бумаги, на этой же схемея рисую объективное содержание, которое имеет принципиально другоесуществование. И я рисую процессы или связи, которые создаются вмыслительной работе и существуют в ней – скажем, в понимании, интерпретациии т.д. И все это я рисую вместе и беру все как одно целое, хотяразные части этой схемы (а здесь три разных смыслонесущих части),имеют разное существование и разные логики. И вот в этом заключеновсе дело. А все остальное – лишь следствия. И именно за счет такойпрорисовки я могу формализовать свою работу, свое мышление, своюмыследеятельность, сделать ее объектом и применять к ней следующуюмыследеятельность. Т.е. я фиксирую в ней не только объект, но исвою собственную работу и превращаю ее в объект своей мысли и мыследействования.За счет этих явно недопустимых вещей, заложенных в схеме знаниясодержательно-генетической эпистемологии, я теперь получаю возможностьстроить теорию мышления. Впервые получаю возможность. И теперь ядолжен сказать, что следовательно, эта схема имеет рефлексивныйхарактер, т.е. свертывает в себе рефлексию. Причем,она рефлексиюпомещает в объект дальнейшей мысли. А дальше эта схема начинаетвыступать в двух функциях:объектно-онтологической и оргдеятельностной.И она впервые дает основания для развития методологического мышления,методологической работы за счет самого этого трюка, осуществляемогопри изображении. И здесь дело не в неоднородности объектов. Всеобъекты по сути дела неоднородны и неоднородно зарисовываются. Делоздесь в том, что эта неоднородность порождена тем, что к сущемувне нас прицепляются наши действия, наши интенциональные отношенияи изображаются как внешне данное. Я со своим сознанием проделываюстранную работу: я его выворачиваю наизнанку и выношу свое сознаниекак нечто вне меня положенное. И это – обратите внимание – ошибка.Здесь должна быть допущена ошибка. И я могу проводить параллели,скажем, между этим и возникновением дифференциально-интегральногоисчисления, которое тоже стало возможным только за счет ошибки –с точки зрения старых форм. Если бы не было сделано этой ошибкии Карно не обосновал бы эту ошибку в своей метафизике исчислениябесконечно-малых, то не было бы дифференциально-интегрального исчисления.В этой ошибке заложена возможность содержательно-генетического исследования.И тогда этот ошибочный ход должен быть нормирован как не толькозаконный, но и необходимый для проникновения в сущность мышления,знаний и т.д. А теперь начинаются очень тонкие вещи. Хотя и не такиестранные как первые и не такие значимые. Дело в том, что разныеэлементы этой схемы должны интерпретироваться по-разному. Преждевсего я хочу обратить внимание на двойную интерпретацию элемента"знаковая форма". Представьте себе, что здесь на схемедана знаковая форма идеального объекта (это один случай) или я вообщевсю эту схему знаний интерпретирую на более конкретном случае (альтернативныйслучай). Оказывается, что знаковая форма должна интерпретироватьсядважды и иметь две плоскости своего содержания. Один раз она обозначаетнекоторую знаковую форму, именно "обозначает"- а другойраз я скажу, что в верхней части схемы знаковая форма представленаавтонимно. В традиционно-логическом смысле это означает, что я могуздесь поставить знаковую форму некоего знания. Например, когда япишу какое-то физическое или математическое уравнение, то я говорю,что это и есть знаковая форма, но при этом эта знаковая форма автонимнозадает самое себя или иначе – обозначает самое себя, и это обозначениесвязано с наличным существованием, т.к. я не обозначал и не символизировал,а просто записал эту знаковую форму постольку, поскольку она, содной стороны, есть объект, а с другой – автонимно обозначает самоесебя. И это есть первое понимание и первая трактовка. Если я имеюдело с конкретными знаниями и толкую, понимаю их в духе содержательно-генетическойлогики, то я тогда задаю этой знаковой форме автонимное существование.Например, я пишу здесь формулу третьего закона Ньютона и говорю,что это есть знание. В каких случаях запись третьего закона можетинтерпретироваться нами как знание? Только если я скажу, что этоесть некоторая форма этого знания, которая автонимно представляетсамое себя. Если я имею запись закона, я могу сказать: есть записьи она выражает закон. Это обыденная трактовка. Для того, чтобы ямог теперь перейти к содержательно-генетической эпистемологии, ядолжен эту знаковую форму интерпретировать совершенно иначе, а именно:как элемент некоторого знания, а именно третьего закона Ньютона,где в этом знании эта самая знаковая форма автонимно представляетпрежде всего самое себя. Как родилось это понятие автонимности втрадиционной лингвистике и логике? Представьте себе, что работаетлингвист. Он пишет: "Слово "стул" – существительное".И говорит, что слово "стул" представлено здесь в автонимнойформе. Т.е. лингвист говорит "слово" и говорит, какоеслово. В этом тексте – "слово "стул" существительное"– слово "стул" обозначает самое себя. Вот это и есть автонимноеупотребление слова. Я несколько расширяю это понятие автонимности,которое сформулировалось на таких узких случаях, когда мы в текстемыслекоммуникации (обратите внимание на эти слова) вынуждены повторитьто, что у нас было в мыследействовании и там реально существовало.В тексте появляется совершенно другое существование. Когда я говорю:я сижу на стуле, это есть одна интерпретация. Это не значит, чтоя сижу на слове "стул". А когда я говорю: "слово"стул" – существительное", здесь слово "стул"употребляется не в смысле обозначения объекта, а в смысле обозначениясамого себя. Я говорю об автонимности для того, чтобы отличить этотслучай от так называемого удвоения сущности. Хотя я и здесь удваиваюсущность, но особым образом. Я говорю: "За этим значком стоятсовершенно разные сущности." Один раз может стоять объект.Другой раз – некоторая знаковая форма (или само слово),которая существуетв "потустороннем" для данного знания мире (потусторонностьв том, что она не интендируется). Но когда мы работаем со знаковойформой, мы так обычно не поступаем. Мы задаем автонимно эту знаковуюформу. Спрашивается: исчезнет ли в результате сама эта интенциональность?Я говорю: нет. Мы сохраняем эту двойственность формы и содержания,но за счет введения особого автонимного существования. Мы говорим:здесь слово "стул" есть знаковая форма, которая обозначаетнекоторую сущность, которая есть то же самое слово "стул".Таким образом мы уходим от напрашивающегося парадокса. Эта схемасо всем набором элементов должна пониматься и интерпретироватьсядважды: один раз в целом, другой раз – поэлементно. И при этом перваяи вторая интерпретации не должны противоречить друг другу. Знаковаяформа схемы знания есть знаковая форма и не что иное. Но при этомэто странная знаковая форма: в ней верхняя часть существует в автонимнойфункции, т.е. она есть знаковая форма, обозначающая самое себя.И здесь есть две сущности – знаковая форма и объективное содержание.Но объективное содержание есть сама же эта знаковая форма, понимаемаякак содержание. При этом не исчезает семантическая функция и семантическоеотношение, поскольку здесь дано это слово или знаковая форма, нооно само себя обозначает. И никуда убрать эту знаковую функцию выне можете. Она (эта знаковая форма) обозначает, несмотря ни на что,что она здесь задана как таковая.Так, в слове "стул" влингвистическом тексте мы имеем знаковую форму слова "стул".Но это совершенно разные вещи, когда я имею в виду вещь, на которойсижу, и когда я имею в виду слово как объект и как сущее. Во второмслучае имеется в виду класс слов как нечто идеальное. Знаковая формасохраняет функцию замещения и представления: если я говорю "стул",то это не есть слово "стул", это есть обозначение всехслов "стул", которые есть в мире, в словарях, в разныхтекстах и т.д.
Итак, "знаковая форма изображает и представляет" – естьпервая интерпретация. Что именно она изображает и представляет?"Самое себя" – это вторая интерпретация.
Теперь с объективным содержанием. Здесь начинаются самые сложности.Прежде всего я должен сказать, что объективное содержание существуетвне этой схемы знаний. Это значит, что оно существует совсем в другойсемантике и в других знаковых формах. Знаковая форма существуетв автонимной функции. А вот как существует объективное содержание?В автонимной функции оно существовать не может. Объективное содержаниесуществует объективно, в знании. Знание объективно состоит из знаковойформы и содержания. И значит, объективное существование есть результатобъективирующей интерпретации знаковых форм особого рода в особомсмысле. Это – очень важный принцип. Я напоминаю, что я все времяработаю на тезисе о том, что схемы знаний в содержательно-генетическойэпистемологии и теории мышления пристегивают к изображению процедурумы они говорят об объективном существовании. Как же они приходятк этому? Они имеют дело со значками или знаковыми формами, а всевремя говорят про объективное существование. В чем же оправданностьэтого хода? Аналитик или идеалист говорит очень твердо: не надоделать то, чего не надо делать. Все эти шаги материалиста (не важно,какого) или реалиста есть ошибки и заблуждения. Я говорю: нет. Еслиэто ошибка и заблуждение, то не в философии и не в критическом реализме,а ошибки науки – ошибки для философского традиционного мышления.Это наука построена на объективации знаковых форм, это есть ее проход.Наука существует за счет того, что она проделывает процедуру объективациизнаковых форм и выхода к объективному содержанию. К объективному,поскольку, обратите внимание, никого не интересует субъективное.Мы в жизни реально живем при стертости границ, мы верим в стародавниепредрассудки, в то, чему нас учили, и верим, что все это существуетобъективно. Философии предназначено исследовать возможности объективногосуществования чего бы то ни было. Но эти возможности лежат в природечеловеческого мышления, которое все время осуществляет объективацию.Это не значит, что оно помещает в объективность знаковые формы.Оно потому и называет их знаками, поскольку за ними стоит нечтодругое, и объективируется другое – понимаемое. Но понимаемое неесть объективно существующее. Понимаемое есть субъективно понимаемое.Каким же образом тому, что мы понимаем и творим за счет интерпретации,придается теперь объективное существование? Это есть результат определеннойобработки знаковых форм, результат реализации определенных интенциональных(или "выносящих вовне") отношений, но они выносят не то,что мы имеем в идеальных знаках, а нечто другое. Поэтому объективноесодержание всегда принципиально отличается от знаковой формы. Нокак отличить объективное содержание от вымысла, от призрака, отнеобъективного? Как оно вообще определяется? То есть – как происходитэта процедура объективации? Итак, нужно задать способ существованияэтого объективного содержания. И я делаю тот же ход, что и раньше:необходимо постулировать двойное существование объективного содержания(и добавить еще третье и много других). Оно существует: 1) в изображениизнаний – там фиксируется объективное содержание вообще- 2) в каждомзнании – там оно вносится соответствующими знаниями в объективныймир каждой науки вместе с привнесением всей действительности. (Издесь возникают большие проблемы с соотношением действительностии объективного содержания). Если верно то, что я сказал раньше,т.е. что работа со знаковой формой, записанной наверху, изображаетсяв этих полустрелках замещения – отнесения и в выходе на объективноесодержание через знаковую форму, то тогда получается, что схемазнания является принципиально другой схемой, нежели схемы наукии обыденного мышления, а именно: она выступает как схема, показывающаякак мы должны работать и в противоположность тому, что мы ранееутверждали – как чисто нормативная схема или оргдеятельностная.И только вторично и в каком-то смысле не совсем законно можно рассматриватьэту схему не как предписание к способу действия, а как предметнуюсхему. И я начинаю понимать всего Гегеля отсюда. И говорю, что хотяГегель не дошел до этих схем, но, вроде, он их предвидел. Посколькутогда у меня: 1)объектные схемы совпадают с логическими или оргдеятельностными-2) методология начинает склеиваться с логикой, т.е. предписаниек тому, как надо работать, совпадает с нормой работы, а и то и другоея могу теперь трактовать эпистемологически как знания. Мы выходимк необходимости пространства в мыследеятельностной организации,потому что эпистемологические схемы требуют различать плоскостьобъектов действия и плоскость норм действия в оргдеятельностныхсхемах. И тогда вывод: еще одна историческая ошибка – что в содержательно-генетическойэпистемологии эти схемы были положены как объектно-предметные схемы,что вообще-то по идее они должны были появляться из рефлексии собственногомышления и отражать организационные схемы: оргмыслительные, оргдеятельностныеи т.д. Это – схемы организации собственного мышления. А то обстоятельство,что эти функции (оргдеятельностная и онтологическая) в содержательно-генетическойэпистемологии и теории мышления были склеены, породило ошибку. Новсе тезисы Гегеля о единстве логики, методологии, теории познаниявозникают из этой же ошибки! Если бы мы эту ошибку не делали и работалибы в пространственных схемах,то тогда было бы совершенно ясно, чтометодология не совпадает с логикой, эпистемологией, теорией мышления:они лежат в разных планах. Но материал самих этих схем – посколькумы можем оргдеятельностные схемы класть как объектно-онтологические– создает эту иллюзию. И только поэтому у нас может быть научнаяметодология, научная программа построения теории мышления и теориидеятельности, что мы совершаем переброс схем из оргдеятельностныхплоскостей в объектно-онтологические. Но при этом надо еще выяснить,как мы получаем эти схемы –за счет рефлексии деятельности мышленияили за счет исследования. Мы возвращаемся к вопросу об исследовании.Очень интересно посмотреть с этой точки зрения на математическийстиль работы, поскольку непонятно, что там делается: строятся оргдеятельностныесхемы на базе рефлексии или строятся объектно-онтологические схемына базе исследования? Возникает совершенно новый заход как в отношениисовременной машинной математики, так и в отношении классических,традиционных логик. У меня есть еще маленькое замечание по поводуважности принципа. Размышляя над всем этим, я вдруг понял смыслкнижки Леви "Ценность принципа". Леви – это один из последнихрадикально-левых, который продолжает традицию критики современногообщества. Осмысляя книгу, я понял, что принципы имеют самостоятельнуюценность как идеальные объекты. Т.е. жизнь отличается от натуральногосуществования природных тел тем, что она опирается на принципы,которые выдвигаются самими людьми и образуют краеугольный каменьжизни.